Ноябрь заморозил стеклянную память,
Дороги укрыл серебристым плащом,
В сети твоих слов продолжаю я таять:
Статус в on-line: don't let me go.

Вечер смешает палитру тревоги,
Меня пригласит в свой сумрачный дом,
Мы будем молчать, вспоминая дороги,
Статус в on-line: where have you gone?

Но я не смогу быть лишь призраком прошлым,
Душа устаёт жить вечным "вчера",
Погаснет экран, растворятся окошки,
Статус в off-line: please, set me free.

Какие мы к черту строители судеб?
Я дни вычисляю в морщинках у глаз.
Огонь, что когда-то пылал, не остудят,
Но он в оболочке телесной погас.

Какие мы к черту властители мира?
Трепещут надежды — безвольно и тускло...
Я чувствую точно, что мысль моя сирая,
Пускай и в нейронах, а всё же — под гнётом.

Какие мы к черту бесстрашные, друг мой?
Мой облик – не больше, чем маска для встречи.
Я знаю наверно, как душу согнуло,
Пускай и в телесной, но всё-таки — печи.

Задета честь – лишь немного дрожи.
Когда становишься крепче стали,
То и под взглядами полными лжи,
Осанка держится без печали.

Сгибает бурей, сгибает стужей,
Но разве это так уж тревожит?
Когда сама себе – лучший друг же,
Осанка держится, как положено!

Когда внутри умирает трусость,
И не пугает дорога дальняя,
Когда сама себе – мудрый судья,
Осанка держится идеально.

Задета честь. Но кому есть дело?
Ведь ты не будешь бросаться в крайности.
Когда достоинство в сердце зрело,
Твоя осанка – пример отважности!

Я не то, чтобы звезды хочу достать,
Хоть порой и тянусь к небесам рукой.
Просто мне надоело пустым мечтать.
Просто время идти за своей судьбой.

Я не то, чтобы двери закрыла всем,
Хоть ключи от замков берегу в тиши.
Просто я разучилась играть в "зачем",
И теперь выбираю покой души.

Я не то, чтобы стала сильней других.
Я умею и плакать, и боль таить.
Просто я научилась ценить свой стих,
И себя не пытаюсь в других излить.

Я не прячусь, но чаще храню свой мир,
Понимая, как хрупок его узор.
Я ушла от погони, от громких лир,
И веду лишь с собою немой разговор.

Пусть лучше гром гремит и дождь сечёт,
И враг открыто ненависть прольёт,
Чем эта сладость, липкая, как мёд,
В которой сердце лёд и яд живёт.

Улыбка злая — честная гроза,
Понятно всё, не прячутся глаза.
Но доброты притворной пелена
Страшнее бури, горше, чем война.

В ней холод лжи, предательства озноб,
И от неё душа бежит взахлёб.
Так оттолкнёт фальшивый добрый взгляд
Сильней, чем злобы откровенный яд.

Как манит взгляд обложки яркий глянец,
Узор искусный, золотой обрез.
Берёшь ты книгу, предвкушая танец
Сюжета, что коснётся до небес.

Но лист за листом — пустота немая,
Слова не греют, мысли холодны.
И красота наружная, былая,
Не скроет этой скучной глубины.

Так с человеком: внешность — лишь витрина,
За ней — рассказ, что предстоит читать.
И если в нём душа — не та картина,
То книгу жизни трудно дочитать.

Сияет разум, словно горный лёд,
Прозрачен, чист и светел небосвод.
Идеи — звёзды в ясном куполе,
Полёт фантазии на белом корабле.

Но вдруг ползут, как дым из-под земли,
Тревоги, страхи — тёмные послы.
Они туманят светлую главу,
И гений видит мрак, а не синеву.

И вот уже не мысль, а тяжкий гнёт,
И светлый ум во тьме своей бредёт.
Так тень способна солнце заслонить,
И ясность мысли мраком отравить.

Не ищи Его вовне, средь звёзд и храмов,
Он живёт внутри тебя, незрим и тих.
Отраженьем твоих мыслей, чувств и шрамов,
Бог в тебе таков, в какого веришь штрих.

Если веришь в свет любви, в тепло прощенья,
Он в тебе — источник сил и доброты.
Если ждёшь лишь кары, страха и отмщенья,
Он — судья суровый из твоей мечты.

Ты — художник, что рисует образ Бога,
Кистью веры, краской страхов и надежд.
И твоя душа — Его святая тога,
Или цепь твоих сомнений и невежд.

Люблю цветов душистый, сладкий плен,
Их аромат, что голову кружит.
Но есть другие — совершенство стен,
Где форма есть, а сердце не дрожит.

Их лепестки — как выверенный штрих,
И стебель строг, и цвет безукоризнен.
Но подойдёшь, и аромат затих...
Он не рождался в этой мёртвой жизни.

Так люди есть: красивы и стройны,
Манеры — блеск, улыбка — идеал.
Но заглянёшь им в душу — нет волны,
Лишь пустота, как ледяной кристалл.

Чужое сердце – как хрустальный шар,
Прозрачное, звенящее и чистое.
Ты хочешь взять его? Принять как дар?
Но сможешь уберечь его, лучистое?

В твоих руках – и нежность, и гроза,
Твоё дыханье может дать тепло.
Но если дрогнет вдруг твоя слеза?
Иль слово острое, как злое сверло?

Задумайся, пока не поздно, стой!
Ведь тот, кто верит, отдаёт сполна.
Не будет ли разбито… лишь тобой…
То сердце, что доверилось? Твоя ль вина?

Живой закроет бережно глаза
Тому, чей путь земной уже закончен.
Застынет в них последняя слеза,
И вечный сон печалью позолочен.

Но тот, кто стих, кто перешёл черту,
Чьё тело предано холодной глине,
Живым откроет глаз на слепоту,
На суету, что правит нами ныне.

И станет ясно в горький час потерь,
Что ценно было, что прошло как дым.
Живые закрывают тихо дверь,
А мёртвые – глаза живым.

Он Бога не искал в пыли икон,
Не ждал наград за праведные речи.
Он слушал совести неписаный закон,
И нёс добро, взвалив его на плечи.

Он шёл по жизни, разумом ведом,
Не веря в рай и адские котлы.
Но каждый честный шаг, построенный им дом –
Быть может, ближе к Богу, чем псалмы

Тех, кто кричит о вере напоказ,
А сердце прячет, полное корысти.
Он просто жил, не опуская глаз,
И был по-своему душою чистым.

Не зная сам, как близок к высоте,
Где судят не по вере, по делам.
Он просто свет дарил – и в темноте
Был маяком другим сердцам и нам.

Не камни древние, не статуй исполины –
Есть семь чудес, что вечно с нами тут:
Мир **видеть** в красках утренней долины,
И **слышать**, как ветра поют.

И **чувствовать** прикосновенье кожи,
Тепло руки иль холодок росы.
И **говорить**, чтоб стать душе дороже,
Сплетая мысли в кружево косы.

И **думать** – дар бесценный, дар глубокий,
О тайнах звёзд, о прожитых годах.
И **радоваться** солнцу и потоку,
Забыв на миг про боль, печаль и страх.

Седьмое чудо – пламенем горенье,
Способность **любить**, себя другим даря.
Вот семь чудес – души благословенье,
Что каждый день встречает нас, зоря.

Затихли споры, выключены звуки,
И тишина звенит в пустых углах.
Разжаты бесполезно наши руки,
Застыл вопрос немой в твоих глазах.

Не постучится больше утро в двери,
Где пахнет кофе, сваренным наспех.
Мы разучились ждать, любить и верить,
Остался только приглушённый смех.

Как эхо слов, что были так небрежны,
Теперь молчанье давит тяжело.
Мы стали осторожны и прилежны,
Чтоб не разбить последнее стекло.

И пусть летят недели и года,
Сотрутся лица, даты, имена.
Мы не вернёмся больше никогда
Туда, где нас ждала одна весна.

Мы — две реки, что рядом протекали,
Но руслам их не суждено слились.
Друг друга мы напрасно окликали,
Теперь течём по-разному, и врозь.

У каждого свой берег, свой закат,
Свои дожди и звёзды в небесах.
И не вернуть мгновения назад,
Что заблудились в прожитых часах.

Не жди меня на станции былой,
Мой поезд мчит по ветке запасной.
Мы выбрали маршрут совсем иной,
Расставшись той далёкою весной.

Пусть будет так. Без боли и вины.
Истории дописана глава.
Мы просто стали жителями тишины,
Где не нужны ни чувства, ни слова.

Сотрём друг друга ластиком простым,
Как будто не писали на полях.
Пусть этот воздух станет вновь пустым,
И растворится прошлое в нулях.

Не нужно слов, не нужно горьких слёз,
Мы выучили этот злой урок.
Корабль наших несбыточных грёз
Разбился о безжалостный порог.

И если вдруг столкнётся взгляд со взглядом,
В толпе чужой, на улице пустой,
Пройдём мы мимо, будто и не рядом,
Храня свой лёд и ледяной покой.

Пусть память выцветет, как старый снимок,
Где мы смеёмся, веря в чудеса.
Из двух когда-то близких половинок
Остались только эха голоса.

Я время ловлю по крупицам,
Часы превращаю в стихи.
Успеть бы душой не разбиться
В беге по краю строки.

Слова мои — птицы без стаи,
Не знают, где север и юг.
На белом листе оставляют
Причудливый росчерк-испуг.

Всё то, что внутри накипело,
Выплёскиваю в тетрадь.
И строчки летят неумело,
Как будто учатся ждать.

Мой дневник, ты свидетель молчанья,
Ты знаешь мой шёпот и крик.
В тебе — мои тайны венчанья
С чувством, что больше чем миг.

Пусть руки чернилами пахнут,
И почерк читает лишь ночь —
Я знаю, что строфы не чахнут,
Они улетают прочь.

Мне время сложили в ладони,
Считаю секунды в горсти.
В плену циферблатных историй
Забыла, куда мне идти.

Не пишется нынче, как прежде,
И почерк мой — тонкая вязь.
Я шью из обрывков надежды
Со словом потерянных связь.

Рассыпаны мысли чернилом,
Стекают по венам строки.
И то, что недавно так мило,
Теперь — острие у иглы.

Шуршат мои тайны в блокноте,
Страницы листая назад.
Я в каждой несмелой заботе
Ищу свой потерянный сад.

И жду, когда время отпустит,
Когда я смогу без оков
Забыть о назойливой грусти
В объятиях новых стихов.

Раскол. Землетрясение. Тихий надлом.
Душа обнажённая смотрит в твою.
Мы связаны общим незримым узлом,
На самом опасном, на самом краю.

По шрамам моим ты читаешь легко
Всю нежность, что прячу от целого мира.
Ты – мой океан, глубоко-глубоко...
И боль, что становится сладкой и милой.

Я падаю в небо твоих ясных глаз,
Безмолвно крича, как ты нужен мне рядом.
И время для нас замирает сейчас,
Согретое этим единственным взглядом.

Раскол, потрясение, хрупкий надлом –
Любовь, что не лечит, но учит нас жить.
И этим спасительным, странным теплом
Я буду всегда бесконечно дорожить.

Комета. Затмение. Встреча судеб.
Мир раскололся на «до» и «теперь».
Пусть кто-то другой нас за это осудит,
Я в вечность твою открываю дверь.

В глазах твоих вижу своё отраженье,
Галактики кружат у нас над головой.
Ты – мой ответ, моё притяженье...
Весь космос вращается рядом с тобой.

И пусть говорят, что так не бывает,
Что это лишь сон, мимолётный каприз.
Моя вселенная имя твоё повторяет,
Срываясь с орбиты стремительно вниз.

Комета, паденье, слияние судеб –
Любовь, что сильнее всех звёздных систем.
И пусть нас никто никогда не осудит,
Мы стали друг другу единственным «всем».

Я отчаянно люблю дождь,
Он стучит по крышам украдкой,
И рисует узоры на стекле.
Он смывает тревогу и ложь,
Обнимает прохладой сладкой,
Прибивая пыль к сырой земле.
Он не требует верить в него,
Не играет моими чувствами,
Лишь танцует в свете фонарей.
Он — живое дыханье всего,
Что наполнено смыслами грустными
И надеждой счастливых дней.
Моё сердце с ним в унисон
Отбивает ритм медитации,
Отпуская привычную боль.
Он — волшебный мой камертон,
Что не требует аплодирующих оваций,
Позволяя мне быть собой.

P.S. И когда я под ним стою,
С мокрым лицом, где слёзы с каплями слиты,
Он принимает всю правду мою,
Смывая маски, что были сшиты,
Чтобы скрыть уязвимость свою.

Я отчаянно люблю тишину,
Она мягко укрывает плечи,
И баюкает сознание моё.
Она знает каждую глубину,
Исцеляет незримые течи,
Превращая боль в былое.
Она не требует громких слов,
Не зовёт и не манит обманом,
Лишь стоит у порога, ждёт.
Она — самый надёжный кров
Для души с незажившим шрамом,
Что по краю бездны идёт.
Я в неё погружаюсь, как в сон,
Растворяюсь безвольным туманом,
Обретая утраченный путь.
Она — самый чистейший тон
В этом мире кричаще-обманном,
Где так трудно порой вздохнуть.

P.S. И когда я с ней наедине,
Без масок, без фальши, без лишнего,
Она бережно держит меня,
Как ребёнка в ночной тишине,
Не спрашивая ни о чём бывшем,
Просто светом любви храня.

Время стекает по венам вселенной,
Капли секунд превращаются в лёд.
Я — лишь песчинка в пустыне забвенной,
Ветер меня по спирали несёт.
Лоскуты памяти сшиты небрежно,
Нитками снов, что истлели давно.
То, что казалось священным и нежным,
Стало тяжёлым, как речное дно.
Солнце укрылось за тучами боли,
Тени растут, заполняя пробел.
Я променяла свою песню на волю,
Но и её до конца не сумела.
Горло сжимает невысказанное,
Руки немеют от тяжести дум.
Всё, что годами внутри накопилось,
Рвётся наружу, как яростный шум.
Я не ищу оправданий напрасных,
Я не молю о прощенье Богов.
Я собираю осколки прекрасных
Недосказанных умерших слов.
Где-то во мраке, на самом пределе,
Тлеет огонь, что не смогла я сберечь.
Мы до конца долететь не успели,
Но продолжаем лететь и гореть.

В сумраке дней растворяюсь незримо,
Тенью скользя по изломам судьбы.
Мысли мои — как осколки витрины,
Остры, прозрачны и странно мертвы.

В клетке из рёбер трепещет тревожно
Птица, что имя забыла своё.
То, что казалось надёжным, возможным,
Выжгло дотла ледяное жнивьё.

Пальцы немеют от холода строчек,
Ими рисую на сердце узор.
Жизнь — это просто чернильный мешочек,
Что расплескался на белый простор.

Дышит пространство забвением сладким,
Яростью тлеет пропавший закат.
Время сжимается в точку украдкой,
Каждый мой вдох — это чей-то возврат.

Я не умею молиться, как прежде,
Вечность меня научила молчать.
Только стихами, как рваной одеждой,
Можно озябшую душу примчать.

В мире, где правда становится пылью,
Я собираю созвездия слов.
Мертвые птицы расправили крылья —
Это и есть мой единственный кров.

Дождь отбивает ритм по карнизам —
Вечности странный бессменный часовой.
Мысли мои растворяются ливнем,
Словно рисунок, размытый водой.

Горсти секунд рассыпаю на плиты,
Зёрна минут прорастают в траве.
То, что когда-то казалось забытым,
Стало яснее в ночной синеве.

Город глотает прохожих устало,
Как пожелтевшие книги слова.
Нас в этой жизни осталось так мало —
Тех, кто умеет смотреть в небеса.

Вечер стирает дневные границы,
Даль растворяет знакомый пейзаж.
Время, как птица подбитая, мчится,
Чувствуя боль уходящего в нас.

Мне бы успеть зачерпнуть это небо,
Выпить до дна его звёздный настой...
Жизнь — это путь от рождения к небыли,
Мост между вечным огнём и золой.

Сквозь пальцы просеиваю закаты,
Ищу в них частицы утраченных лет.
Мы стали с тобою немного горбаты
От тяжести прожитых нами побед.

Раскрошенный день рассыпается в крошки,
Их птицы клюют на пустом пустыре.
Дороги сплелись в бесконечные стёжки,
Что вышиты кем-то на старом ковре.

Я пью тишину из надтреснутой чаши,
Она обжигает сильнее вина.
Искать оправдания — дело не наше,
Когда между нами стоит тишина.

Реальность сочится сквозь трещины будней,
А память стирается, словно гранит.
Мы знали, что время нас точно осудит
За то, что любовь наша молча болит.

И тени былого — как рваные флаги —
Трепещут на ветках осенних деревьев.
Я жизнь свою вылила чернильною влагой
На белые листья несказанных слов.

Бессонница стекает по стенам,
Часы отсчитывают вечность по минутам.
В моей квартире призрачный бедлам
Из слов, что были сказаны как будто.

Наполнен воздух горечью потерь,
И кофе остывает в тонкой чашке.
Моих надежд захлопнутая дверь
Скрипит во снах, как старая бумажка.

Рассвет крадётся, словно мой палач,
Приговорённый к вечному скитанью.
На подоконник падает кумач —
Осенний лист с печатью увяданья.

Я собираю мысли в забытьё,
Пока безликий город догорает.
Твоё дыханье — больше не моё,
Твои шаги другие догоняют.

И я тону в пустых своих словах,
Как в омуте непрожитого счастья.
Любовь моя на сломанных крыльях
Летит во тьму, разорванная в части.

А утро дышит холодом строки,
И лица превращаются в портреты.
Мои стихи — как старые долги,
Твоя печаль — как музыка без света.

Укутан вечер в серый шёпот снега,
И тени прошлого скользят по мостовой...
Твои глаза — осколки чьих-то небыль,
В них тонет память встречи роковой.
Чужие окна дышат тёплым светом,
А мой очаг давно остыл дотла.
Моя душа распята между "где ты?"
И горьким "никогда" — такие вот дела.
Рисует иней кружево сомнений
На зеркалах разбитых фонарей.
И я брожу среди немых видений,
Среди утраченных и найденных дверей.
Я собираю время по крупицам,
Как бусины рассыпанных минут.
И боль моя — усталая певица —
Поёт о том, чего уж не вернуть.
Всё тяжелей вино воспоминаний,
Всё глубже шрамы от несказанных слов.
Твоя любовь — лишь призрак обещаний,
Моя тоска — изнанка зимних снов.

Убежать бы в лесную прохладу ,
Где под лапами елей темно,
Где тропинка, листвою устланная,
Затерялась в чащобе давно.

Вдохнуть запах смолы и хвоиночек,
Влажной прели и мха на коре,
Слушать шёпот невидимых жилочек,
Что питают траву на заре.

Постоять, запрокинувши голову,
Видеть солнце сквозь кроны ветвей,
И почувствовать снова по-новому
Тишину первозданных тех дней.

Ах, вернуться б туда, где черёмуха
Под окошком весной расцвела,
Где изба пахла хлебом и крохами,
И бабуля пирог испекла.

Где по пыльной дороге нехоженой
Мы бежали гурьбой на пруды,
Где трава была выше положенной,
И не знали мы взрослой беды.

Где сверчки до утра стрекотали нам,
Звёзды падали прямо в ладонь.
Где казалось, что счастье останется нам,
Лишь храни в своём сердце огонь.

Как бы мне босиком по тропиночке,
Мимо сонных лугов и полей,
До реки добежать, до рябиночки,
Что склонилась над гладью светлей.

Посидеть у воды молчаливою,
Где камыш шепчет сказки свои,
Где под ивой плакучей, красивою,
Замирают все звуки земли.

Позабыть суету городскую бы,
Шум машин и неоновый свет,
И смотреть, как закат над рекою бы
Разливал свой малиновый цвет.

Они носят улыбки, как доспех,
Скрывая суть под маской лицемерья.
Весь их фальшивый, показной успех —
Лишь мишура, игра и суеверья.

Они жаждут признанья, громких фраз,
Где каждый — раб своей блестящей роли.
Боятся правды, сказанной без прикрас,
Что обнажит до боли поневоле.

Мне скучен их блестящий маскарад,
Где чувства — шифр, а речи — под контролем.
Я лучше выберу уединенья клад,
Чем жить по их выверенным долям.

Не говорю, что путь их — лишь обман,
Но он чужой, мне в нём душевно пусто.
Я не приму их внешний балаган,
Где всё фальшиво, пресно и безвкусно.

Вы приходили черпать без конца
Из её душевного колодца.
Несли печали своего лица,
Не думая, как ей потом живётся.

Она отдавала силы и тепло,
Была жилеткой, гаванью, опорой.
Но горе их в ней проросло,
А радость проходила где-то стороной.

Теперь на дне лишь камни и песок,
Источник эмпатии иссяк.
Она вынесла болезненный урок:
Нельзя спасать других, себя губя в пустяк.

Искать тепла теперь уж не у ней,
Её берег пуст, и лодка на замке.
Она не со зла, но стала чуть черствей,
Пытаясь удержаться на плаву, в реке.

Я возвела незримый бастион,
Не от вражды, а от пустых речей.
Устала слушать вечный перезвон
Чужих амбиций, сплетен и свечей,

Что ставят все за собственный успех,
Не видя тех, кто рядом изнемог.
Я не хочу делить ваш громкий смех,
Когда душа моя полна тревог.

Вы ищете признанья и толпы,
Вам нужен блеск и суета сует.
Мои же мысли тихи и скупы,
Я выбираю внутренний свой свет.

Не осуждайте мой уход в тиши,
Я не виню вас в выборе пути.
Но больше нет во мне чужой души,
Лишь та, что я пытаюсь обрести.

Под гранитной плитой он покоится,
Имя стёрто дождями, ветрами.
Кто он был? Чей-то сын? Чей-то воин?
Не узнать нам уже временами.

Может, ждёт его где-то невеста,
Или мать до сих пор слёзы льёт.
Только здесь его вечное место,
Где огонь негасимый цветёт.

Он погиб, защищая свободу,
Не дожив до победной весны.
Он отдал свою жизнь за народы,
Чтоб не знали они ужасов этой войны.

И к могиле его неизвестной
Принесут полевые цветы.
Как к герою, как к песне известной,
Чтоб исполнить святые мечты.

Пусть не знаем мы имени, звания,
Но мы помним его подвиг святой.
В тишине — минута молчания,
Неизвестный, но вечно живой.

Поезд шёл, стуча колёсами,
За окном — знакомые поля.
Он смотрел невидящими взорами,
Как встречает родная земля.

Четыре года он не был дома,
Четыре года — в огне и дыму.
И теперь эта мирная дрёма
Казалась странной и чуждой ему.

Он боялся увидеть разруху,
Или взгляды, полные слёз.
Он боялся услышать старуху,
Что сына с войны не дождалась всерьёз.

Но перрон был залит солнцем ярким,
И бежали навстречу ему
Те, кто ждал, кто молился украдкой,
Разгоняя военную тьму.

Он сошёл, и земля под ногами
Показалась надёжной такой.
И слеза, что скрывал он годами,
Покатилась сама собой.

Он сидел на скамейке в парке,
На груди — ордена и медали.
Смотрел вдаль, где играли дети,
А в глазах — отголоски печали.

Он прошёл всю войну от начала,
Видел смерть, терял боевых братьев.
И хотя давно всё отзвучало,
Память жгла его крепче объятий.

Он не плакал, мужчины не плачут,
Но морщины легли глубоко.
Он молчал, но душа его зряче
Вспоминала былое жестоко.

Как горела земля под ногами,
Как кричали друзья в последнем бою.
Как делились последними крохами,
Защищая Отчизну свою.

Дети бегали, смех раздавался,
Мирный день заливал всё теплом.
Только он в том далёком остался,
Где война разрушала их дом.

Он письма не писал уже неделю,
Всё некогда — то бой, то марш-бросок.
А пули, словно птицы, землю стелют,
И каждый шаг даётся нелегко.

Он помнит дом и тихие рассветы,
И мамины морщинки у бровей,
И как отец учил держать винтовку
Ещё до этих беспощадных дней.

Он бережёт в кармане фотографию —
Единственную память о любви.
Её лицо – спасение от страха,
Когда вокруг лишь смерть и крики боли.

Он верит в тишину и в день победы,
В котором будет место для него.
Он верит в то, что после всех сражений
Вернётся в дом, где ждут его давно.

Он знает — не герой, лишь часть народа,
Что встал единой силой на войне.
И тяжесть автомата, ставшим другом,
Он позабудет только лишь во сне.

Легче всего обвинить
Весь этот мир в пустоте,
Легче обиду хранить,
Чем раствориться в мечте.

Легче укрыться в тени,
Чем на свету показаться.
Легче сжигать свои дни,
Чем над собою подняться.

Легче не видеть вокруг
Ярких цветов и улыбок.
Легче разжать силу рук,
Чем признаваться в ошибках.

Легче упасть и лежать,
Крыльями земли касаясь.
Легче других осуждать,
Чем открываться, не каясь.

Легче на всё наплевать,
Сбросив тяжёлое бремя.
Легче во тьме пребывать,
Чем осознать своё время.

Легче всего говорить,
Что невозможно иначе.
Но я пытаюсь любить —
Это намного богаче.

Натянуты фальшью нервы,
Взгляд прячет души проталины.
Мы все говорим «будь первым»,
Но сами идём проторенными.

Искренность — редкий случай,
Люди боятся правды
В мире, где каждый научен
Играть по чужим стандартам.

Осенний холод пронзает
Не только тела — сознание.
Город огнями мерцает,
Но в них не найти понимания.

Мы гонимся за признанием,
Кричим, чтоб услышанным быть.
Но прячем под оправданием
Желание просто любить.

Мы все говорим о свободе,
О праве быть просто собой.
Но сами в толпе находим
Обманчивый, ложный покой.

В маске улыбки скрыты
Все переломы души.
Взгляды других ядовиты,
Когда ты не то, что должны.

Мы притворяемся сильными,
Носим чужие лица.
В городе, полном ливнями,
Сложно не утопиться.

Заперты в клетках собственных
Ритмов метрополитена.
Даже в толпе — одиночество
Стало для нас системой.

Каждый из нас уникален,
Но страшно так быть не похожим.
Меняемся, словно кто-то заставил,
Чтобы вписаться в прохожих.

Хотели изменить мир,
Но только себя изменили.
В сердце остался пунктир
От тех, кем раньше мы были.

Расставаться с любимыми — словно терять части тела,
Части души, что срослись и стали единым целым.
Между "хочу" и "должна" выбор сделан несмело,
Но выбор один — отпустить, даже если совсем не хотела.

Где эта точка, за гранью которой пусто?
За гранью, где были мы вместе — светло и просто?
И сколько таких, как я, бродят в толпе безвкусной,
С улыбкой фальшивой и тихой болью несносной?

Мы научились сдаваться почти без боя,
Прятать все раны под маской самодостаточности.
Но сердце предательски ждёт, упрямо такое,
Чуда возврата, хотя бы для наглядности.

Отпустим же тех, кому наша любовь — обуза!
Отпустим тех, кто ушёл по своей же воле!
Но где-то глубоко пусть теплится эта муза —
Надежда на встречу, которая стоит боли.

Люди приходят, становятся тихо родными,
А после уходят, оставив лишь раны внутри.
Словно лоскут, что пришит был стежками живыми,
Выдран внезапно — и некому боль утолить.

Вроде бы просто — забыть и начать всё сначала,
Но пустота прорастает сквозь каждую щель.
Та, что любила так жарко, теперь замолчала,
В собственном сердце построив высокий тоннель.

Говорят, время лечит, но время лишь учит
Носить эти шрамы достойно, не плача навзрыд.
Мы учимся жить с этой новой незримой болью,
С улыбкой храня то, что было безжалостно смыто.

И где-то на дне нашей памяти тлеет надежда,
Как уголёк под золою потухшей свечи,
Что кто-то вернётся, раскаявшись в странствиях прежних.
Но лучше, наверное, просто... об этом молчи.

Опять на части разбивает утро
Меня, едва проснувшуюся в холоде.
На полках памяти — воспоминания смутные,
Как выживать среди чужих мелодий.

Я снова в зеркале ищу потерянный
Осколок той, что верила в созвучия.
А в голове стучит набатом временным
Мысль о бессмысленности этой участи.

И между вдохом судорожным, выдохом,
Я собираю мозаику из прошлого.
Мне б только знать, что утро не обидело
Ту часть меня, что верит в невозможное.

Как ловко научились отрекаться
От слов своих, от клятв и от друзей.
Умеют грациозно улыбаться,
Вонзая нож и становясь «мудрей».

Их логика проста до отвращения:
«Все предают — так я предам скорей».
И нет следа тревоги, сожаления,
Лишь торжество над слабостью своей.

А после — оправдания речитатив,
И пальцем указующим в других.
Как будто бы предательство — не крайность,
А просто неизбежность для живых.

Изящно отряхнув с души остатки
Того, что называлося теплом,
Они идут вперёд походкой гладкой,
Не думая о семени гнилом.

Столь виртуозно жонглируют ложью
Люди, привыкшие к стилю «предать».
Выстроив замок на шатком подножье,
Рвут в клочья души — и можно не ждать

Даже намёка на проблеск раскаянья,
Словно предательство — навык простой.
Мастер обмана достиг понимания:
Проще винить всех, чем быть собой.

В зеркало смотрит с улыбкой беспечною,
Не замечая гниения внутри.
Собственной низости стал он заложником,
И оправдания сыплет свои.

Нравственность стёрта до тонкого лезвия,
Совесть заткнута в тёмный чулан.
Люди играют в игру бесполезную —
Кто виртуозней раскроет обман.

Я балансирую над пропастью из слов,
Где эхом отдаются обещания.
Кто вытащил опору из-под ног?
Кто превратил молчание в прощание?

А мир вокруг беспечно кружит в танце,
Не замечая трещин на асфальте.
И я пытаюсь удержать дистанцию
Между собой и пустотой на карте.

Все чувства напоказ — такая редкость.
Все мысли напрямик — такая глупость.
Но я срываюсь в чувственную бездну,
Где честность — непростительная смутность.

Мы собираем эмоции с чужих экранов,
Лепим из них свои лица на каждый день.
Ложью пропитаны мысли до самых странных
Глубин, где должна обитать наша тень.

Всюду — гримёры с наборами правильных масок,
Жесты рисуют и учат смеяться взахлёб.
Чувствовать тяжесть придуманных драм и опасок,
Как персонаж, что толпою давно одобрен.

Но после вспышек притворных огней и оваций,
В тихих квартирах наедине с пустотой,
Никто не знает, как жить без необходимости притворяться,
Как стать живым, а не ролью, забытой судьбой.

В городе масок и взглядов картонных
Каждый фальшивою нотой звучит.
Миру показывать чувства в фасонных
Позах — искусство, что душу молчит.

Люди-макеты с улыбкой из пластика,
Сердцем из тряпок и мыслями в долг.
Вечно меняется только фантастика
Их декораций и выученных слов.

Можно смотреться всю жизнь в отражения,
Но не увидеть себя среди них.
Всюду — лишь копии без содержания,
В праздничных масках существ неживых.

Не стану больше всем доказывать себя,
Не буду шкуру выворачивать наружу.
Декабрь вплетает иней в кружево дождя,
А я смотрю, как вечер затихает стужей.

Ты говоришь: «Пора менять приоритет,
Стать ярче, громче, словно вспышка в тёмном зале».
Но я нашла в молчании глубокий свет,
Что не угаснет в суматошном карнавале.

Пусть город тонет в неизбежной суете,
Глотая жадно времени остатки.
А я учусь читать послания в листе,
Что сорван ветром с дерева украдкой.

Я перестала искать в толпе своих,
Не растворяюсь в гуле разговоров.
Вся мудрость мира спрятана в простых
Движениях ветвей и птичьих споров.

Меня не манит блеск чужих побед —
Я поняла цену сладостных иллюзий.
В молчании скрыт подлинный ответ,
А не в своих заслугах и контузий.

И время льётся, словно дикий мёд,
Вне суетных желаний и стремлений.
И кто кого — не важно — превзойдёт,
Когда мы все лишь тени от мгновений.

Мир внутри переписан заново,
Старых правил разбит устав.
Я меняюсь — пусть это странно вам,
И пугает мой резкий нрав.

В зеркалах отражений множество,
Но лишь в истинном вижу суть.
Отпускаю былое прошлое,
Продолжая свой новый путь.

Пусть кричат, что я стала жёстче,
Что холодность мой новый щит.
Но внутри моё пламя хлещет,
И свободой душа звенит.

Я расплетаю призрачные нити,
Те, что связали прошлого края.
Вы не ищите, больше не ищите
Того, кем раньше называлась я.

Мой голос стал прозрачнее и тише,
Но в нём живёт невысказанный шторм.
И сердце бьётся временами выше,
Отбросив груз привычных старых форм.

Когда-то я боялась этой бездны,
Что между мной и правдою лежит.
Теперь шагну — и страх мой бесполезный
Уже не сможет душу задушить.

Считай, что это горькое лекарство,
Которое принять необходимо.
Я ставлю точку. Кончено мытарство.
И прошлое летит незримо мимо.
Да, будет больно. Знаю. Очень сильно.
Как будто душу рвут на лоскуты.
Но эта боль — она почти стерильна,
Она смывает прежние мечты.

Я умирая не вернусь. Запомни.
Мосты сожгла, пути назад не строю.
Пусть память шепчет: «Вспомни же, о вспомни!»
Я ей отвечу тишиной глухою.
Хотела б? Может. В час ночной печали,
Когда луна глядит в моё окно.
Но те слова, что мы тогда сказали,
Уже легли на каменное дно.

Болезнь любви излечится не сразу,
Процесс нелёгок, требует терпенья.
И каждую отравленную фразу
Я выжигаю силой отреченья.
Ты чувствуешь мою немую слабость?
Возможно. Только это — мой доспех.
Я так хочу принять любую тягость,
Чтоб обрести прощение и смех.
Не слабость это — выбор исцеленья,
Пусть даже путь лежит через страданье.
Я выбираю жизнь без сожаленья,
И в этом — сила самосозиданья.

Я ставлю точку. Здесь. Сейчас. Навеки.
Закрыта книга, пройден перевал.
И пусть дрожат предательские веки,
Я выбрала свой собственный финал.
И как бы сильно боль ни отзывалась
Внутри меня на каждый шаг и вздох,
Я знаю: то, что было, то распалось,
Как старый, обветшалый чертог.

Я умирая не вернусь обратно,
Пусть даже будет нестерпимо жаль.
Мне эта правда трижды неприятна,
Но я смотрю вперёд, в туман и даль.
Хотела б? Да. Душа порою плачет,
И тянется к потерянным огням.
Но разум мой решил уже иначе,
Не верит он несбыточным мечтам.

Любую боль, как тяжкую простуду,
Перетерпеть, перестрадать должна.
Я исцеляться медленно, но буду,
Пусть эта чаша выпита до дна.
И если слабость ты во мне заметил,
Не думай, что сломалась я, сдалась.
Я так хочу, чтоб этот тихий пепел
Стал почвой, где я снова родилась.
Моя уязвимость — осознанный выбор,
Молчание — мой самый громкий крик.
Я прохожу сквозь шторм душевных глыб,
Чтоб встретить новый, обновлённый лик.

Песчинки дней скользят сквозь пальцы,
Неуловимы, как туман.
Под музыку времён скитальцы,
Мы все несём свой чемодан.

В нём — тяжесть прожитых мгновений,
Все радости и боль утрат.
Наш путь — цепочка откровений,
Что каждый миг бесценен, свят.

Мы собираем по крупицам
То мудрость, то напрасный взлёт.
И ночью нам порою снится
Тот день, что нас не перечтёт.

Листаем прошлого страницы,
Ищем ответы между строк.
Но тайна бытия хранится
В одном дыхании дорог.

Когда твои часы песочные
Последний высыпят песок,
Важны не планы долгосрочные —
А тот, кому ты стал урок.

Себя не обогнать, себя не обмануть,
Не скрыться в суете и шуме дней бегущих.
Все тайны и грехи, что затаились в грудь,
Не смоют ни дожди, ни времена идущих.

Себя не отпустить, как птицу в небеса,
Не вычеркнуть из книги, не забыть, как сон.
Я слышу по ночам свои же голоса,
Что требуют ответа, нарушая мой покой.

Сложнее всех долгов — те, что перед собой.
Их не списать указом, не простить в миру.
Я свой судья суровый, бескомпромиссный, злой,
И я же подсудимый, что трепещет на ветру.

Попробуй обмануть того, кто видит насквозь,
Попробуй убежать от тени, что с тобой.
Мы связаны навек невидимая ось —
Я и моя душа, нам не найти покой.

От истины своей не отвернуться,
Не скрыться под покровом тёмных лет.
Мне некуда от совести метнуться,
Как от дождя, которому конца всё нет.

Не убежать от мыслей, что тревожат,
Не вытравить из сердца тень вины.
Мне память прегрешения итожит,
Растит их вес средь тишины.

Я знаю все свои слепые пятна,
Я знаю все уловки и ходы.
Но перед зеркалом всегда так неприятно
Смотреть в глаза, где спрятаны следы

Тех слов, что произнесены напрасно,
Тех жестов, что хотелось бы стереть.
С собою жить и больно, и опасно —
Недостижима полная ответов твердь.

Не отвернуться от себя и не уйти,
Себя не вычеркнуть из списка откровений.
Я собственной души запутанные сети
Плету сама в часы тревог и сомнений.

Не откреститься от вины, от тишины,
Что наступает, как расплата за ошибки.
Мы все — заложники своей же глубины,
Себе и судьи, и тюремщики с улыбкой.

Куда бежать, когда преследует твой страх?
И кто поможет, если сам себе не веришь?
Все тайны прошлого хранятся в зеркалах,
И с каждым взглядом рану прошлого лишь бередишь.

Не спрятаться от глаз, что смотрят изнутри,
Не обмануть себя, как ни старайся, честно.
Так и живём — на грани ночи и зари,
С собой наедине. И некуда нам деться.

Под кожею тонкой сгустилась
Вся гордость и воля моя.
Ты хочешь, чтоб я растворилась
В желаниях твоих? Нельзя.

Не стану рекой, что впадает
В твой омут бездонных идей.
Мой берег себя сохраняет
Вне встреч, расставаний и дней.

Не требуй слияния судеб,
Не жди, что покорной прильну.
Я знаю — тебе это трудно,
Но в горсть я себя не сомну.

Свобода — в основе творенья,
Приятия разности душ.
Не буду твоим отраженьем,
Как звёзды не станут для луж.